Четвертая пуля [Похищение. Четвертая пуля. Пусть проигравший плачет] - Адам Сен-Моор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Детали отсутствовали, так как следует учитывать час, в который произошло событие, но основное было сказано: пожар автомашины марки «пежо 204», вызванный еще не совсем выясненными причинами, на улице Квентин-Бошар, водитель, оказавшийся зажатым внутри, унтер-офицер, вытащивший его, пострадавшие увезены скорой помощью.
Сержант парашютных войск был отправлен на лечение в больницу в Ларибуазьер, и его состояние не вызывало никакого беспокойства. Владелец автомашины-кабриолета «пежо 204», Макс Бонне, как называла его пресса, был отправлен в ожоговый центр в больнице Кошен.
Для Локара и Гедеона Шабернака, которые уже знали о случившемся из несколько театрально лаконичного сообщения Танжерца-убийцы, эти детали были весьма ценными, но они существенно не меняли ситуацию, которая сложилась прошлой ночью и которую они, Игрок и советник Леонтины Пеллер, обсуждали после неожиданного телефонного звонка Слима.
То, что покушение на Макса де Руйе было организовано Танжерцем, или то, что первый оказался на несколько недель прикованным к больничной койке, не меняло существа проблемы: мало шансов на то, что гамбургский консорциум, который не колеблясь организовал два взрыва, чтобы оказать давление на своих будущих «компаньонов», оставит этот счет неоплаченным.
* * *Конец недели прошел в ожидании, в размышлении, в изучении, в атмосфере кануна войны. Национальный рынок в Ранжис был закрыт. В пустынных павильонах раздавались только шаги охранников и обслуживающего персонала, которые громко отражались от металлических сводов. На пустынных автостоянках свистел пронзительный северо-восточный ветер, не пытавшийся задержать зиму, но еще не способный принести теплое освободительное дыхание весны. Он морщил лужи, оставшиеся от последнего ливня, играл забытыми этикетками апельсинных ящиков с красными и зелеными цветами Марокко.
Старательно переданные Локаром сведения о событии на улице Квентин-Бошар достигли улицы Ренуар. Теперь там знали, по крайней мере, в основных чертах, обстоятельства происшествия, в котором пострадала шкура Макса де Руйе.
Следовало признать, что, учитывая особенности нрава Танжерца, тот сполна уплатил свой долг за Шевийи-Ларю. Ведь его задача состояла в том, чтобы отомстить самым ярким образом, таким, который подтвердил бы лестное прозвище, присвоенное ему окружающими. Человек такого типа не мог позволить дерзко себя обойти, как рассчитывал представитель консорциума.
С другой стороны, не могло быть и речи о том, чтобы он рисковал своей собственной жизнью или поставил под угрозу свою собственную безопасность или свободу с перспективой провести несколько лет в центральной тюрьме.
Он решил эту проблему с помощью некоего Медара Люкена, больше известного под кличкой «Крысенок», присвоенной не столько из-за его северо-африканского происхождения, сколько из-за вытянутой мордочки, бегающего взгляда и общей внешности.
Крысенок, тесно связанный с Морисом-моряком, был гениальным пиротехником. Эта страсть обнаружилась у него в Индокитае, где он обращался со взрывчаткой с такой ловкостью, что не знал себе равных. Он начал использовать ее против вьетнамцев в те времена, когда был капралом алжирских стрелков, а затем втянулся в это дело. Для него стало удовольствием помериться силами с желтолицым народом, интеллект против интеллекта, хитрость против хитрости, сноровка против сноровки.
Когда пришла демобилизация, он оказался на парижской мостовой со страдающей душой, лишенный своих любимых ловушек с гранатами, своих оригинальных мин, если не считать тех дьявольских вещиц, которые он наворовал. Однако его вскоре узнали, и Медар быстро овладел ситуацией. Когда кому-то из громил нужно было открыть сейф, проделать отверстие в железной решетке или «сорвать банк», они находили у Крысенка все необходимое — заряд пластиковой взрывчатки или нитроглицерин, точно дозированные для данного мероприятия. Этот мастер взрывных дел любил повторять: «У меня никогда не бывает ничего готового заранее, ничего лишнего».
Однако существовала одна вещь, которой недоставало Крысенку: возможность посоревноваться с по-настоящему сильной командой противника. Представленный Моряком Танжерцу-убийце Крысенок выполнил его задание. И устройство, которое он создал в соответствии с поставленными условиями, было настолько тонким, что в виде исключения он должен был установить его сам.
Конечно, ни у кого из окружающих не возникло никаких сомнений в истинных причинах покушения на Макса де Руйе. Это был ответ одного главаря другому, и жертве, изжаренной как перепел, нечего было жаловаться. Однако для официальной полиции, чьи следователи обладали достаточно тонким нюхом, все выглядело просто несчастным случаем.
После того как ему была изложена суть проблемы. Медар нашел гениальное решение: небольшая самовозгорающаяся штучка на основе напалма, от которой буквально ничего не останется после того, как ее пламя нагреет объект до температуры в несколько тысяч градусов.
Более того, поскольку Медар знал, что он выполняет задание для особо недоверчивого клиента, то не воспользовался наиболее простым способом запуска своего устройства: можно было просто подключить его к мотору автомашины. Он сделал так, чтобы устройство срабатывало при нажатии педали газа. А кроме того, оно было совершенно бесшумным. Бомба не взрывалась и не разлеталась на кусочки, которые могли бы дать пищу для размышлений проницательных следователей. Корпус бомбы здесь исчезал после взрыва, но это происходило при интенсивном выделении тепла в результате сгорания автомобиля.
Сложнее всего Крысенку было найти возможность установить устройство в автомашину как можно раньше. Оно не должно было находиться снаружи. Поэтому в среду после полудня была установлена тщательная слежка за передвижениями Макса де Руйе. За ним следовали при всех его поездках, прослеживали все его встречи. Его видели в двух небольших элегантных барах, но не приступали к делу до тех пор, пока не обнаружили, что он комфортабельно устроился в роскошной компании в ресторане на авеню Георга V.
Медар Крысенок не сомневался, что Макс там задержится. Был, однако, определенный риск: могло случиться, что он вернется к своей машине в сопровождении спутницы и тогда вместо одной жертвы будет две. Однако, как справедливо сказал философ, опираясь на мудрость нации, нельзя сделать омлет, не разбив яиц.
К счастью, Макс пришел к машине один, но, к сожалению, тут подвернулся и профессиональный герой, который выручил его из беды.
Что делать, бывают дни, когда вас преследует невезение.
* * *Существовал лишь весьма незначительный риск вмешательства полиции. Там терялись в догадках, возможно, подозревали обмен взаимными ударами между двумя противниками, но чтобы доказать что-либо, было уже поздно. Что же касается отпечатков пальцев, оставленных Крысенком, то, как недаром говорится, огонь очищает все…
Оставался Макс де Руйе, которого следователи с удовольствием бы… слегка поджарили, если бы чудеса современной хирургии предоставили им эту возможность. Однако следовало учитывать, что скорее всего ой не станет жаловаться. Он был слишком замешан в покушениях в павильоне ЕЗ и в Шевийи-Ларю, чтобы запеть под сурдинку, как говаривал Фернан Локар, который использовал несколько устаревший блатной жаргон.
Кроме того, в двух других случаях у полиции также было довольно мало шансов на успех. В Ранжис покушение было очевидным, но о его возможных причинах мало что можно было сказать. Понятно, что перемещение Центрального рынка в южное предместье осуществлялось далеко не в сердечной атмосфере. Среди торговцев и их персонала считалось хорошим тоном ругать это новшество, и те, кто его поддерживали, слыли двурушниками, в какой-то мере даже коллаборационистами.
Но для того чтобы их взорвать, следовало найти причину повесомее, а тут полиция продвигалась весьма нерешительно. Комиссар, которому было поручено расследование, продолжал упорно настаивать на том, что во время катастрофы погибла большая часть финансовой документации фирмы Пеллера. Он устраивал для вдовы торговца и Виктора Корню, доверенного лица фирмы, постоянные нервотрепки, иногда превращавшиеся в простые и примитивные провокации. Если комиссар скрипел зубами от злости и упорствовал, то Леонтина переносила все эти неприятности с идеальным спокойствием и ангельским терпением. Ей угрожали более или менее открыто жесткой проверкой со стороны налоговых органов, до которой ей не было никакого дела.
— Мой бедный муж всегда говорил мне, — рассказывала она Гедеону: «Я всегда живу по закону. Налоги с торгового оборота, налоги на заключение сделок, налоги на прибыль — я плачу все вплоть до последнего сантима. Я не намерен компрометировать себя ради удовольствия украсть у сборщика налогов двести или триста тысяч франков». Эти господа могут искать сколько угодно, они найдут меня с головы до пят неподкупной и честной.